Анатолий Ерасов: «Я не завидую тем, кто открывал фляги с человеческими останками»
Дело было так
23 июля 2011 года в дежурный пункт полиции поступило сообщение об обнаружении на участке хвостового хозяйства АО «УМЗ» металлических фляг с человеческими останками внутри. Как пояснили в департаменте внутренних дел, в полицию обратились сами работники предприятия, которые производили в тот день земляные работы на одном из участков хвостохранилища.
- Когда они начали копать, то неожиданно обнаружили три металлические фляги, - говорит начальник пресс-службы ДВД ВКО Бахытжан Торгаев. - При вскрытии емкостей были обнаружены останки 29 младенцев, конечности человеческих тел, а также отдельные человеческие органы. Все было залито формалином.
Сразу после этого департамент начал доследственную проверку, а найденные биологические отходы полицейские отправили на судмедэкспертизу.
В ходе следствия, пояснили нам в ДВД, было установлено, что захоронение данных биологических отходов производилось сотрудниками тогда еще МСЧ-22 (ныне МСЧ-2) в связи с их невостребованностью в период с 1956 года. В то время, отмечают полицейские, медсанчасть входила в состав Ульбинского металлургического завода.
Сотрудники органов внутренних дел в страшной находке криминала тогда не усмотрели и, удовлетворившись результатами экспертизы, показаниями сотрудников облздрава и предприятия, дело закрыли. Городская прокуратура, по данным ДВД, с этим решением согласилась.
Очень странно
Отвечая на наши вопросы, полицейские плавно обошли стороной главное - почему эти биологические отходы были захоронены в таком месте, как производственное хвостохранилище, да еще залитые формалином? Этот вопрос мы адресовали руководству АО «УМЗ». Нам сообщили, что в 1998 году к ним поступало письмо из ОАО «МСЧ-2», где главный врач просил разрешение на захоронение биологических отходов на территории хвостохранилища. Представитель пресс-службы предприятия также отметила, что захоронения носили разовый характер и ни до, ни после 1998 года не производились.
Но откуда тогда полицейские взяли 1956 год?..
Под грифом секретно
Распутать этот клубок нам помог человек, имеющий к означенным событиям самое прямое отношение. Анатолий Ерасов стоял у истоков становления предприятия, а точнее, его медицинской инфраструктуры. Бывший главврач медсанчасти № 22 разменял девятый десяток и является едва ли не единственным живым свидетелем той истории. Мы встретились с Анатолием Ивановичем.
- Объяснить обстоятельства появления этих фляг в двух словах очень сложно, - говорит Анатолий Иванович. - Тем более, что все события проходили под грифом «секретно», а мы в свое время дали подписку о неразглашении государственной тайны.
Надо отметить, что Анатолий Иванович образцово хранил полувековое молчание и только сейчас нарушил обещание, данное стране, которой уже давно нет. Как он сам выразился, ради правды, которую люди имеют право знать.
- В 1950 году у секретного объекта № 10, так раньше назывался Ульбинский металлургический завод, не было даже собственной поликлиники, - рассказывает Анатолий Ерасов. - В здравпункте рядом с обжиговым цехом СЦК началась моя терапевтическая деятельность. Каждый день мы вели прием больных, делали обходы на основных производствах: танталовом, урановом, бериллиевом. Предприятие тогда только поднималось, и условия работы, учитывая, что дело приходилось иметь с токсичными, радиоактивными материалами, были очень тяжелые. А из всей защиты — роба да ватно-марлевая повязка. Рабочие получали определенную дозу облучения и разносили эту «грязь» с производств на обуви, на одежде в свои семьи. Люди тогда мало что в этом понимали. Женщины, например, возвращались со смены и, не принимая душ, кормили детей грудью. Малыши получали свою дозу радиации. Тогда много женщин работало на урановом производстве, у них часто случались выкидыши.
Когда в начале пятидесятых была построена 22-я медсанчасть, на базе учреждения открыли специальную биофизическую лабораторию, для работы в которой привлекли специалистов из научных институтов Москвы и Ленинграда.
- Была организована очень большая научная работа по исследованию операционного или трупного материала на наличие в них количества и уровня радиоактивных и других токсичных веществ для того, чтобы выяснить истинную причину заболевания или смерти больного. Мы должны были следить за ситуацией. За всю мою практику было выявлено около 2000 профбольных, - продолжает Анатолий Иванович.
На пятом году врачебной практики Анатолия Ерасова отправляют на курсы усовершенствования в Ленинград. Там на военной кафедре биофизического института сорока слушателям курса представили новый дозиметрический прибор. Анатолия вызвали в качестве добровольца на испытание сего механизма.
- Когда щупы прибора проходили на уровне моей груди, стрелка дозиметра резко дернулась в сторону. А когда прибор опустили на уровень ног, показания стали зашкаливать. Сильно «фонила» одежда.
Скоро такой же прибор поступил и на УМЗ. Анатолий Иванович вспоминает, как он с новинкой пришел к себе домой. Уже с порога дозиметр показал значительный уровень радиации. Заражено было все: стены, мебель, продукты.
- Тогда у многих в городе было печное отопление, и мы разжигали печки списанными ящиками из-под руды. Их на заводе покупали, рубили и в кладовке хранили. Эти ящики были толстые и длинные, в них из Китая привозили урановую руду. Конечно, мы неграмотно тогда поступали. Но после этой истории с дозиметром руководство предприятия прекратило отпускать ящики населению. А мне распорядилось выделить новую квартиру, - вспоминает он.
Как копились биоотходы
Двадцать вторая медсанчасть обслуживала практически целую область. Наряду с работниками УМЗ, жителями Усть-Каменогорска сюда обращалось гражданское население Курчатова, на лечение в стационары поступали пострадавшие с Семипалатинского ядерного испытательного полигона.
- Много было людей-металлоносителей. В моче, в кале определяли радиоактивность, а уран вообще откладывался в костях и почках, - продолжает своей рассказ Анатолий Ерасов. - Наиболее сильно страдали костная система, печень, мочеполовая система, кишечник, желудок. И когда больные из основных цехов производства поступали на операцию, то органы, которые удалялись в ходе резекции желудка или почек, легочная ткань, ампутированные конечности, выкидыши - всё проходило через биофизическую лабораторию. И если изъятая ткань фонила, то мы все радиоактивные биологические отходы консервировали в больших металлических флягах, предварительно залив их формалином. Таково было распоряжение Третьего главного медицинского управления при Минздраве СССР, КГБ и руководства Ульбинского металлургического завода.
По словам Анатолия Ерасова, одна такая фляга наполнялась в течение трех-четырех лет. Все это время биологические отходы хранились в морге. В емкость сливались даже радиоактивные выделения больного человека. Ничего не должно было попасть в канализацию. И уж тем более - на городское кладбище.
Заполненные фляги с отходами надлежало сбрасывать в специальные карты на отвальном поле Ульбинского металлургического завода. Господин Ерасов уверен, что с начала пятидесятых и до конца восьмидесятых годов таких фляг было как минимум шесть. Так что найденные в прошлом году три емкости - только часть захоронения.
- Я не завидую тем, кто открывал эти фляги. Их содержимое по-прежнему активно и опасно, - говорит Анатолий Иванович. - Период полураспада урана и тория - тысяча лет. Бериллий также не разлагается. Поэтому их надо в новую карту сбрасывать, и пусть хранятся тысячу лет.
- А другой способ можно было найти для утилизации подобных биоотходов?
- Для этого требуется специальная печь для кремирования живой ткани. Тогда построить такую не представлялось возможным. В Ленинграде была такая печь, полученную золу вновь отправляли в производство для извлечения металла.
- Способ захоронения был как-то задокументирован?
- Все было с письменного разрешения директора предприятия. Хвостовое хозяйство охраняли военные. Чтобы сбросить флягу, мы должны были сначала показать документы и разрешение на сброс. Все было официально. И секретно.
- Если родители мертворожденного ребенка желали забрать тело, им это разрешалось?
- Да, но об истинных причинах смерти не сообщалось.
Что стало с бумагами, Анатолий Иванович точно не знает. Возможно, говорит он, кое-какие сведения остались в российском государственном архиве, еще что-то хранится в исторических архивах АО «УМЗ». Но сказать что-то определенное сложно. По закону жизнь архивных документов исчисляется 25 годами, потом бумаги уничтожаются. Летом прошлого года ему пришлось объяснять все практически на пальцах представителям органов внутренних дел и прокуратуры.
Как сейчас?
В настоящее время утилизацию биологических медицинских отходов регламентируют два основных документа. Это 520-й приказ Министерства здравоохранения, предписывающий четкий алгоритм действия при появлении мертворожденных детей, и санитарные эпидемиологические правила, которые определяют порядок захоронения биоотходов.
Как пояснили в областном Центре матери и ребенка, процесс оформления мертворожденного или умершего ребенка расписан практически по часам.
- У нас проводится суточный мониторинг всех мертворожденных и умерших новорожденных, - говорит заместитель директора по организационно-методической работе областного Центра матери и ребенка Карлыгаш Мажиринова. - Дежурная сестра-акушерка принимает труп, снимает с него метрические данные, составляет документ на вскрытие, представляет его матери ребенка. Потом тело определяется в санитарную комнату. Спустя два часа наш курьер доставляет контейнер в патологическую лабораторию на экспертизу.
Как пояснили в центре, всех младенцев, умерших в возрасте до года, отправляют на обязательную экспертизу, которая позволяет установить причины смерти. Через две недели после этого готовое заключение направляется в медицинское учреждение, а родителям разрешают забрать тело.
С отходами акушерско-гинекологической деятельности, операционным и абортивным материалом поступают несколько иначе. Как пояснили нам специалисты Центра матери и ребенка, все жидкие субстанции, такие как кровь, просто дезинфицируются и сливаются в канализацию. Органы, плаценты и прочие ткани отправляются в лабораторию областного медицинского объединения на гистологию.
С момента передачи биоотходов на экспертизу в морг, больницы за них больше не отвечают, уточнили в центре.
И все-таки где заканчивается этот путь? Некоторую ясность вносит другой нормативный документ. Согласно эпидемиологическим правилам, биоотходы медицинской деятельности собираются в одноразовые пакеты, вложенные в емкости с плотными крышками. А после заполнения на две трети одноразовые пакеты завязывают и вывозят на полигоны для твердых бытовых отходов. Некоторые (те, что подлежат сжиганию) даже не обеззараживаются. Правила также определяют судьбу радиационных биоотходов, относящихся к классу Д. Радиоактивные «долгоживущие» отходы направляются для захоронения на специальные полигоны (могильники), говорится в документе. Как видим, ничего нового в этом деле не придумали.
Послесловие
Этой публикацией ни в коем случае не хотели бы кого-то очернить. Такова история нашего края. Возможно, кому-то хотелось, чтобы об этом никто не узнал, но судьба распорядилась иначе. Оборонная промышленность советского государства, увы, поднималась кровью и потом обычных людей.