В ВКО дети, прошедшие спецшколу для трудных, мечтают вернуться в нее обратно
У каждого воспитанника областной школы-интерната для детей с девиантным поведением своя невеселая история. В стенах школы они учатся, занимаются совместным творчеством, обустраивают свой нехитрый быт. Некоторым в буквальном смысле приходится вспоминать, что значит быть ребенком. Что ожидает таких подростков в реальной жизни? Готово ли общество поддержать трудного ребенка и дать ему возможность устроиться, разбирался корреспондент YK-news.kz.
Чудовище, которое никто не любит
Шестиклассник Егорка (личные имена детей изменены) — рыжий, конопатый и невероятно непоседливый парень. В областную спецшколу-интернат постреленок попал, потому что систематически сбегал с уроков и бродяжничал. Мать Егорки воспитывала своих детей одна. Семья существовала на скудный заработок технички и бабушкину мизерную пенсию. На старшего ребенка у матери попросту не хватало ни времени, ни сил, поглощаемых работой и младшими детьми. С одноклассниками у не в меру бойкого пацана начались проблемы: одет бедно, мама туалеты моет, дружить с таким непрестижно. В результате он оказался на улице и прибился к компании взрослых ребят, ведущих асоциальный образ жизни. В школе Егора поставили на учет и с горем пополам переводили из класса в класс, изредка извлекая его с улицы для очередных тестов, которые он сдавал на двойки.
— Когда Егор у нас появился, он не умел считать, читать и писать, — рассказывают учителя спецшколы. — Мы даже тетради ему сначала сами подписывали. Счет изучали на пальцах и карандашах. На уроках русского языка начинали с прописей. Теперь он уже способен заполнить лист самооценки, проанализировать, что понял и не понял из материала урока. Научился заполнять таблицы и решать простенькие кроссворды.
В разговоре с психологом мальчик сказал о себе: "Я рыжее маленькое чудовище, которое никто не любит". Конечно, такая самооценка изрядно наиграна, но она говорит о том, что ребенку до боли не хватает внимания и любви. Детский разум склонен к самоубеждению, и то, во что он играет, рано или поздно становится для него реальностью.
— Он писал про себя, что он изгой, никому не нужен, — вспоминает школьный психолог Наталья Сергеевна. — Этот ребенок настолько истосковался по человеческой теплоте, что искал себе друзей постарше, которые им откровенно помыкали. А он и рад, ему необходимо было чувствовать себя нужным.
Айнур тоже не смогла найти общий язык со своими одноклассниками. Под пресс школьной травли очень часто попадают дети талантливые, которые выделяются из общей массы. Из-за постоянного психологического террора старательная хорошистка из вполне благополучной семьи решила в класс больше не возвращаться. А потом пошла по проторенной дороге "ИДН — суд — спецшкола".
Десятиклассник Митя провел в детском доме шесть лет. Когда девять классов остались за спиной, парень поступил в строительный колледж, но не проучился там и года. Поддался соблазнам взрослой жизни, стал прогуливать занятия.
— Я по жизни ведомый человек, — признается он. — Часто подпадаю под влияние других людей. Был задержан сотрудниками полиции в пьяном виде — у друга был день рождения. В спецшколе уже седьмой месяц. С учебой особых проблем не испытываю. В будущем думаю о своей СТО. Навыки нужные у меня есть, еще когда жил в семье, научился. Есть и несколько друзей, которые тоже умеют. Хотим начать совместное дело. А пока восстановлюсь на второй курс колледжа, буду продолжать учиться, пройду практику.
Все эти ребята в данный момент — учащиеся областной специализированной школы-интерната для детей с девиантным поведением.
— Дети есть дети. Возраст от 11 до 18 лет характерен тем, что подростки ищут рамки своего поведения и стремятся познать запретное, — вздыхает директор спецшколы Кабдолла Чукмайтов. — Плохое легко познается. Хорошего надо достичь, приложить усилия, а плохое всегда рядом.
Лечить и тело, и душу
Областной спецшколе уже шестнадцать лет, и она рассчитана на 120 мест. Располагается в экологически чистом районе города Серебрянска с видом на Усть-Каменогорское водохранилище. Здание ничем не напоминает режимный объект. Но дети попадают сюда на основании Закона о профилактике правонарушений по решению суда.
— Наше заведение мы стараемся не называть спецшколой, — уточняет Кабдолла Касымбекович. — Действует только одно строгое правило: мы не имеем права выводить детей за территорию без сопровождения. Ну и, конечно, не допускаем здесь вредных привычек. Мы нашу школу называем домом. И детям говорим: временно вы живете в другой семье. Наша школа — наша семья. И они это понимают.
Постояльцы дома — все без исключения из тех, кого принято именовать "трудный подросток". Главные мотивы для их принудительной изоляции — это пропуски уроков, бродяжничество, асоциальное поведение, безнадзорность.
— Например, две наши девочки попали сюда, потому что жили в семье, в которой было четверо детей, а мать ими не занималась, — вспоминает один из учителей. — Она пила. Есть в доме было нечего. Чтобы не потерять девчонок окончательно, их поместили в спецшколу. Это основная причина, почему ребята попадают сюда. Вторая причина — конфликты в школе. У нас был умнейший парень, обладавший феноменальной памятью и потрясающим логическим мышлением. Семья у него была обеспеченная, но мама с папой решали свои личные проблемы, а он — сам по себе. И позиционировал себя в школе так, как хотел. Он давно окончил спецшколу и сейчас руководит крупным предприятием в Павлодаре.
Часть детей, которые находятся в спецшколе, — родные осужденных за правонарушения различной степени тяжести.
— Конечно, поведение родственников-преступников влияет на ребенка, — убеждены педагоги интерната. — Он начинает формировать свои группировки, ворует, хулиганит. Привозят ребенка, а он рассказывает, как его брат отрезал кому-то голову и сел за убийство. И буднично так рассказывает, словно для него это в порядке вещей.
Зачастую ребята растут в холоде и голоде, антисанитарии и постоянных унижениях со стороны сверстников или взрослых.
— Дети приходят сюда повидавшими такого, что нормальному благополучному человеку и во сне не снилось! — восклицает директор школы. — Все без исключения больные. Запущенные простудные заболевания, онкология, сахарный диабет — не редкость. Мы их здесь уже выявляем. Были два ребенка с косоглазием. Семь операций делали. Мальчик, который попал к нам с онкологией, к сожалению, умер. Отправили его на операцию, но метастазы уже пошли по лимфоузлам. Тем не менее мы боролись за его жизнь. А родители его не обследовали. У некоторых наших ребят даже карточек амбулаторных не было, и они не получали элементарных прививок.
Педагогам школы-интерната приходится работать с искалеченными душами детей. И это зачастую труднее, чем лечить физиологические болезни.
— Основная сложность состоит в том, что практически все дети, которые поступают к нам, агрессивны, — делится психолог. — Они не верят окружающим. Мы стараемся с этим работать, чтобы вернуть их доверие. К каждому надо найти подход. Адаптация у них идет от недели до месяца. Мы стараемся, чтобы она прошла безболезненно. Сталкиваемся с тем, что у нас есть "повторники". Когда ребята выходят отсюда, они чаще всего попадают в ту же среду. Многие дети говорят, что хотели бы сюда еще раз приехать.
В школе есть свой огород, где воспитанники самостоятельно ухаживают за грядками. Летом можно искупаться в бассейне и съездить в турпоход на школьную базу отдыха, расположенную близ Бухтарминского моря. На уроках технологии ребята с удовольствием мастерят поделки, а в библиотеке читают журналы для юношества и подбирают стихи для конкурсов художественной декламации.
— У нас дети вспоминают, что они дети, — резюмирует Кабдолла Касымбекович. — И начинают пробовать жить по-детски.
А что же дальше?
Срок, назначаемый судом для изоляции детей с девиантным поведением, составляет от трех месяцев до года. Затем согласно законодательству подросток должен вернуться в семью.
Директор спецшколы Кабдолла Чукмайтов
— До 2004 года учащихся к нам направляла комиссия по делам несовершеннолетних, — пояснил Кабдолла Чукмайтов. — Тогда количество воспитанников доходило до ста сорока. Но на основании Закона о профилактике правонарушений ребята стали поступать по решению суда с ярлыком судимости. Это в дальнейшей жизни очень препятствует нашим детям. В школу и на работу их принимают с большим трудом, потому что они уже судимые. В армию тоже не берут. Многие, уходя, хотят вернуться сюда, чтобы завершить среднее образование. Допустим, срок пребывания в нашей школе у него кончается в апреле, а в мае ему уже сдавать экзамены. А мы не имеем права оставлять таких детей, чтобы они получили у нас аттестаты. Я считаю, что несовершенство закона не должно отражаться на воспитанниках.
Такие сложности стали возникать после 2005 года, когда изменилось законодательство.
— Суть в том, что до этого времени детей сюда помещали по решению комиссии по делам несовершеннолетних, — рассказала Ирина, учитель, долгое время проработавшая в одной из спецшкол для трудных подростков. — Плюс был в том, что комиссия принимала решение, готов ли ребенок к возвращению домой или нет. Опрашивали родителей, обходили дома и составляли акты материально-бытовых условий, чтобы понять, могут ли родители принять ребенка. Запрашивали школы, готовы ли они учить таких детей. И только тогда этого ребенка возвращали в семью. Если комиссия решала, что в семье нет условий, то ребенка оставляли в спецшколе, где он мог доучиться, имел возможность спать на чистой постели и есть досыта. Тогда же мы договорились с колледжем через управление образования и министерство, чтобы ребята получали непрерывное образование, если им некуда было пойти.
Некоторые воспитанники школы только здесь узнают, что такое уют и комфорт
Что же в итоге? В данный момент трудный подросток попадает в спецшколу уже судимым, и осознание этого ломает ему самооценку. При этом исчезает всякий смысл психоповеденческой коррекции. Ребенок изолируется на срок от нескольких месяцев до года. Чтобы провести необходимые этапы реабилитации — адаптацию и коррекцию, времени не хватает. В результате подростка отправляют домой недостаточно приспособленным, вне зависимости от того, есть ли у него там условия для нормального существования.
— У нас были случаи, когда мы выступали с ходатайством о лишении родительских прав, — делится тот же педагог. — Например, когда мы поняли, что девчонок использовали как секс-рабынь, потому что в родительский день к ним приезжали сутенеры. В процессе общения выяснили, что приехал вовсе не папа. И мама в курсе, но смотрит на это сквозь пальцы. Поэтому и нужно, чтобы в спецшколу направляла комиссия, которая потом и обследует, куда детям возвращаться, как им дальше жить. И стоит ли этого ребенка возвращать обратно в семью.
Многим воспитанникам на момент окончания их пребывания в спецшколе уже исполняется 18 лет. Но можно ли говорить о готовности к самостоятельной жизни, если они только здесь испытали реалии нормальной жизни?
— Мы не раз говорили о том, что спецшкола должна сочетаться с колледжем, — добавляет Кабдолла Чукмайтов. — Чтобы ребенок, выходя в мир, имел свой кусок хлеба. Наши первые воспитанники работали здесь, потом они сами в рост пошли. Сейчас у них крепкие семьи, хорошая работа, достаток, и все сложилось. То есть этим детям в жизни нужен стимул. А у нас все свелось к тому, что они просто пребывают в закрытом учреждении.
Преподаватели спецшколы сетуют, что в настоящее время показатель успешности выпускников как бы перестал существовать даже для контролирующих органов.
— Наша успешность в том, что из всех детей с 2002 до 2005 года всего восемь человек попали в места заключения, — рассказывает один из педагогов. — После 2005 года это проследить невозможно, потому что он возвращается в обычную школу, а о нем мнение такое: в спецшколе был и там его не исправили. Естественно, за три месяца никто его не исправит. И это вызывает определенное отношение к ребенку. Его начинают пинать со всех сторон именно в тот момент, когда ему жизненно необходима поддержка.
Можно мечтать?
Приоритетным направлением социальной политики в 2019 году стала помощь многодетным и малообеспеченным семьям. Руководство области разрабатывает программы поддержки таковых в области здравоохранения, образования и трудоустройства. Предполагается, что детям из малообеспеченных семей будет предоставлена возможность бесплатно питаться, отдыхать летом и безвозмездно получать школьную форму. Но педагоги, работающие с девиантными детьми, не спешат радоваться несомненно прогрессивным нововведениям.
— Даже при том, что запустили программу поддержки, трудные дети туда вряд ли попадут, — невесело усмехается Ирина. — Статус малообеспеченных нужно соответственно оформлять, что предполагает сбор определенных документов. А кто будет это делать? Пьяные асоциальные родители?
Мерхат Камитов исполняет обязанности директора усть-каменогорского центра адаптации несовершеннолетних. В это заведение попадают дети, столкнувшиеся с законом напрямую. Малолетние преступники, ожидающие отправки в места содержания, которые определил приговор суда.
— Да, законодательство несовершенно, — считает он. — Необходимо создавать какие-то институты, наверное. Сейчас действует ряд общественных объединений, которые ведут профилактическую работу, взаимодействуют с подростками и их родителями, как, например, НПО "Феникс". Но этого явно недостаточно.
Настя учится в девятом классе Серебрянской спецшколы. Мечта у девчонки красивая — разводить лошадей. Сначала просто учить желающих ездить верхом, а потом можно и породистых красавцев завести. Мариша из десятого грезит о том, чтобы стать стилистом и делать клиентам красивые прически. А Егорка просто хочет быть нужным и любимым. Все они вспомнили, что детям положено мечтать, только попав в спецшколу. Хватит ли у взрослых милосердия, чтобы помочь этим мечтам осуществиться?
Мира Круль
Фото Витора Абакумова