Тонкие грани разума. Почему мифы о психиатрии до сих пор сильнее фактов
Мы боимся психиатров так же, как когда-то боялись темноты. Вокруг этой сферы выросли мифы, передающиеся по наследству. Одни убеждены, что диагноз закроет все двери, другие — что за визитом к психиатру последует карательная акция. Но реальность куда сложнее, а главное — человечнее.
Когда тревога становится образом жизни
Юрию было двадцать шесть, когда страхи начали перекрывать воздух. Сначала он просто просыпался среди ночи и слушал, как колотится сердце. Потом стал избегать транспорта, толпы, совещаний и даже разговоров, которые раньше казались обычными. Придумывал объяснения, что-то скрывал, надеялся, что «само пройдет». Не проходило.
Однажды он просидел в машине сорок минут, не решаясь выйти на работу. Тогда впервые пришла мысль: «Кажется, я не справляюсь». Но именно это признание и пугало сильнее всего — будто открыть дверь, за которой неведомо что.
Юрий погрузился в проекты, почти не выходил из дома, забыв о друзьях и прогулках. Он пил биологические добавки, чтобы «разогнать мозг», но это не помогало.
Тревожное расстройство проявлялось постепенно. Страх нового дня, панические атаки, ипохондрия… Юрий опасался, что каждое задание из офиса может привести к катастрофе. Сердце билось в горле, голова кружилась, руки и ноги холодели. Казалось, он или умрет, или сойдет с ума. Интернет добавлял новых тревог: угроза эпилептического припадка стала новой фобией.
— Иногда мне казалось, что мир остановился, — вспоминает молодой мужчина. — Каждая минута была пыткой. Я не мог есть, спать, нормально работать. Только ожидание следующей атаки держало в напряжении.
«Скорая» приезжала несколько раз, фельдшер ставил успокоительный укол, и Юрий погружался в глубокий сон без сновидений. Через несколько недель цикл повторялся. Пойти к психиатру он боялся: вдруг узнают на работе, лишится шанса стать руководителем проекта, о котором мечтал долгое время.
Таких историй — тысячи. А за ними лежит не слабость и не дурной характер, а обычное человеческое состояние, которое лечится. Но путь к этим дверям до сих пор преграждают устойчивые мифы.
Миф № 1. «Психические заболевания распространяются, как эпидемия»
Главный внештатный психиатр ВКО и главврач Восточно-Казахстанского областного центра психического здоровья (ВК ОЦПЗ) Мирхат Мухушев сразу расставляет акценты — не всегда рост обращений означает увеличение числа самих заболеваний.
— Можно констатировать рост обращений, а это дает неизбежный рост выявляемости таких заболеваний, — поясняет специалист. — Процент в популяции можно высчитать, если провести целенаправленные исследования или скрининги, тогда мы конкретно сможем сказать.
Он уточняет: часть людей идет в частные клиники, часть — в государственные, кто-то не идет никуда. Поэтому «прилив» психических расстройств в обществе не что иное, как иллюзия.
Зато очевидно другое: общество стремительно меняется и эти изменения первыми охватывают города. Темп, давление, нестабильность — все это влияет на психику. Так растет число психогенных расстройств: тревожных состояний, депрессий, нарушений адаптации.
Есть заболевания, которые не связаны со стрессами. Эндогенные — шизофрения, биполярное расстройство — держатся примерно на одном уровне. И есть ряд состояний, число которых растет по объективным причинам, например, деменции. Люди стали доживать до возраста, когда мозг уже не справляется с тотальным контролем над организмом.
Но при этом ширится и другая тенденция — обращения за помощью перестают быть табу.
— Раньше просто в бутылке топили свои страхи, — напоминает психиатр. — Сейчас люди начинают заботиться о своем здоровье, в том числе и психическом.
Миф № 2. «Обращение к психиатру — это клеймо»
Один из самых живучих страхов — что диагноз «повиснет» над человеком навсегда и закроет доступ к работе, учебе и нормальной жизни. На самом деле динамическое наблюдение или, как говорят в народе, постановка на учет требуется далеко не всем, а медицинская информация защищена законом.
— Мы не рассылаем уведомления о том, что человек к нам обратился, к нему на работу, знакомым и близким, не вешаем на него табличку с надписью «сумасшедший», — говорит Мирхат Мухушев. — Мы можем медицинскую информацию предоставить по требованию полиции, если имеет место нарушение закона и ведется следствие. Кроме того, душевные болезни — это такие же болезни, как и физические, в большинстве своем они лечатся, и пациент возвращается к нормальной жизни.
Пресловутые «справки из ПНД» требуют только там, где работа связана с рисками и ответственностью: транспорт, оружие, критические объекты. И даже тогда ограничения зависят не от факта обращения, а от конкретного диагноза.
Заблуждение о «принудительном изъятии» пациентов, как в фильме «Кавказская пленница», тоже относится скорее к легендам.
— Мы не забираем людей просто потому, что так попросили родственники или они странно себя повели, — подчеркивает главный внештатный психиатр. — Обращение подразумевает помощь, а не карательную меру.
Частная психиатрия, кстати, работает без постановки на учет и помогает тем, кто боится идти в государственные структуры. Государственная — обеспечивает бесплатное лечение и препараты, а также оформление инвалидности, если это необходимо. Кроме того, только она оказывает помощь в стационарах. В регионе четыре стационарных отделения — в областном центре, Алтае, Риддере и селе Ново-Канайка.
— Психиатрический коечный фонд областного центра психического здоровья составляет 375 коек (355 взрослых, 20 детских), — сообщила заместитель руководителя Управления здравоохранения ВКО Мадина Мырзабекова. — В 2025 году пролечено в стационаре 1473 пациента психиатрического профиля.
У каждой системы свои задачи, и они друг друга дополняют.
Миф № 3. «Все проблемы — из детства, а психотерапия внушит что угодно»
Психотерапевт Анна Бояринова делит страхи потенциальных клиентов на несколько групп. Первая — память наших стариков о советской карательной психиатрии, когда обращение могло разрушить жизнь. Вторая — боязнь быть слабым, признать, что чувства иногда сильнее. Третья — миф о том, что психолог может внушить пациенту что угодно и управлять им.
— Не все разделяют психологические проблемы и психиатрические заболевания, — объясняет Анна. — Все, что со словом «психо», вызывает страхи: «Я что, ненормальный?»
Также людей пугает длительность терапии. Это не таблетка — одному нужен десяток встреч, другому необходимо консультироваться в течение года. Цена такого лечения тоже играет роль. В Казахстане тариф часовой консультации у частного специалиста варьируется от 7 - 10 до 30 - 35 тысяч тенге.
Но один из самых популярных мифов — что любая проблема идет из детства.
Анна Бояринова четко проводит границу: есть психотравма — событие, оставляющее негативный эмоциональный след; а есть семейные паттерны — модели поведения, которые в детстве работали, а по мере взросления — перестали, сделавшись источником дискомфорта для самого человека и его окружения. И это не одно и то же. Хотя лечатся и корректируются оба случая.
— Главное в терапии — желание человека меняться и готовность нести ответственность за эти изменения, — считает Анна.
Если это желание есть, изменения возможны. Если нет — человек может годами «любоваться» своей травмой, списывая все несчастья на родителей, учителей, сверстников и не делая шагов вперед.
Реальные пробелы
Если после развенчания популярных в народе мифов у читателя сложилось впечатление, что в сфере оказания психиатрической помощи у нас все замечательно, то это тоже не совсем правда. Как и в других отраслях медицины, в сфере лечения душевных болезней существует ряд проблем, никак не связанных с человеческой психикой, но плотно сплавленных с так называемой социально-экономической обстановкой в стране и регионе.
— У нас, как и в других сферах, встречаются очереди, — признает Мирхат Мукушев. — Они оттого, что и мы испытываем кадровый голод. Не хватает специалистов в достаточном для области количестве. Сейчас на уровне республики говорят о том, чтобы в каждой поликлинике сидел свой нарколог, психиатр или психотерапевт. Пока мы такой уровень обеспечить не сможем, потому что, если я весь свой кадровый состав «размажу тонким слоем» по всему городу, у нас станет некому лечить по-настоящему серьезные заболевания.
Также на качество оказания психиатрической помощи влияет дополнительная нагрузка, связанная с отправлением не свойственных отрасли функций.
— К примеру, объединение психиатрических учреждений с принудительными, — поясняет Мирхат Хасенович. — Принудительное лечение в ЛТП собственно лечением не является — это просто изоляция. Для этого не нужны медики. Освидетельствование граждан, совершающих нарушения в состоянии опьянения, — это тоже не медицинская функция. Это формирование доказательной базы, им должны заниматься внутренние органы. Вытрезвители, которые отнесены сейчас к нашей отрасли, — это просто ночлежки. И опять — к медицине отношения не имеющие. Состояние средней степени опьянения не требует лечения, но является показателем для помещения в Центр временной адаптации и детоксикации (ЦВАД), где пьяный должен просто проспаться. Что там делать медикам? Кроме того, финансирование ЦВАД не покрывается государством, то есть ВК ОЦПЗ содержит их за свой счет, в ущерб своим основным задачам.
— Время и средства, которые мы могли бы потратить на оказание помощи пациентам, мы тратим на то, что вовсе не является медициной, — заключает психиатр.
К тому же много лет ВК ОЦПЗ не может получить новое здание, в котором все его подразделения собрались бы под одной крышей. В 2019 году им обещали бывшие корпуса БСМП, но грянула пандемия коронавируса, и их отдали под пульмонологическое отделение.
Иными словами, страшно за отечественную психиатрию бывает, но эти страхи порождает проза жизни — бытовые и организационные проблемы отрасли, которые годами ждут своего разрешения.
В заключение стоит упомянуть, что наш герой Юрий спустя время все же пришел к специалисту. Ему было страшно, стыдно, казалось, что он миновал последнюю грань. Но визит оказался обычным разговором. Через несколько месяцев терапии он снова спокойно ездит в транспорте, вернул сон и работу. И главное — перестал считать себя слабым из-за того, что однажды не справился с эмоциями.
Страх перед психиатрией — это миф, который живет дольше любых диагнозов. Но реальность такова: душевные болезни лечатся, помощь доступна, а обращение — это шаг к себе, а не от себя.
Мира Круль


