Жизнь под взглядом смерти - это везение

30 июля 2012, 10:56
Сейчас читают:
Артур Штихлинг рассуждает: "Мне в этой жизни просто не повезло. Я родился Артуром Густавовичем". Его родители - немцы. Нет, мужчина вовсе не сожалеет об этом. Просто признает как должное: будь он украинцем, таджиком или поляком, жизнь сложилась бы иначе. Возможно, с точностью до наоборот.

Артуру-украинцу было бы проще. И вместе с тем - сложнее. Он бы в этой жизни чего-то опасался, остерегался, боялся. А так - пожилой мужчина загадочно улыбается: "Меня ни холод, ни голод, ни болезни уже не пугают. Всё видели, всё пережили...".

Война для Артура Штихлинга началась с "телячьих" вагонов. В этом поезде раньше транспортировали скот. А в 41-м по железной дороге из Поволжья в Казахстан перевозили немецкие семьи. Из Самары Артур вместе с родителями попал в Джезказган. Здесь мальчик окончил школу с отметками только "оч. хор.". Формулировки "отлично" в то время в аттестатах не было.

Артур, что называется, спал и видел себя студентом вуза. Он мечтал о высшем образовании. И мог бы поступить почти в любой вуз Советского Союза. С таким аттестатом парня брали "с руками и ногами", без вступительных экзаменов. Портила всё только фамилия. Через неделю после получения аттестата Артуру пришла повестка в трудовую армию. Его отправили в шахты и рудники Джезказгана. Отца определили на лесоповал, откуда он больше так и не вернулся.

- Мы с другими парнями жили в бараках. Главным счастьем были буржуйки. Из-за них спорили, дрались... Мы пытались хоть как-то просушить мокрую одежду, которую завтра предстояло снова надевать, - рассказывает Артур Густавович. - Помню глиняные необожженные чашки, деревянные ложки. В тарелку плескали какую-то жидкую кашу с ложкой подсолнечного масла.

Молодые люди заходили в шахты в семь утра. Было еще темно, горела лампочка Ильича. Выходили уже поздним вечером. Снова темнота и тусклая лампочка. Так, без солнечного света, - каждый день.

- Зимой в наших бараках утро начиналось с того, что выносили трупы. В суровые морозы буржуйки почти не грели, - вспоминает Артур Штихлинг. - Выживали сильнейшие.

Однажды Артур сильно простыл и заболел. Спасибо товарищу - вовремя вынес его из барака, договорился, отправил в госпиталь. Там врачи сделали парню операцию. По сути, спасли ему жизнь. Артур, лежа на больничной койке, вдруг захотел тоже стать хирургом.

Врачи предупредили: "Это тяжело, временами - страшно".

- Я знаю. Я справлюсь.

***

В 49-м году трудовая армия закончилась. Артур стал свободен - мог поступить в горно-металлургический, кораблестроительный... Но он, конечно, выбрал медицинский.

До Алма-Аты добирался в грузовых вагонах, на попутках. Когда подошел к институту, понял - опоздал. На стенде уже вывесили списки зачисленных.

Артур пошел сразу к ректору. Тот, увидев отличный аттестат, раздумывать долго не стал. Дописал Артура в общие списки поступивших.

Уже позднее парень узнал: 1949 год стал первым годом, когда в институтских группах начали появляться студенты с фамилиями Пак, Гетц, Беккер, Штихлинг. На их потоке было сразу четыре немца. Невиданное дело по тем временам.

***

Артур действительно стал хирургом. Переехал в Усть-Каменогорск и сначала работал в поликлинике, потом - в областной больнице. Затем попал в онкодиспансер. Так там и остался - на сорок с лишним лет.

- Самое страшное - когда ты бессилен, - говорит Артур Штихлинг. - Пациент просит помощи, смотрит тебе в глаза. А ты произносишь типичные фразы: "Сделаю всё, что смогу". Сам знаешь: у человека уже метастазы в легких. Ты не можешь ничего. На операционном столе перекрестишь человека... И уйдешь.

Нет более несчастных людей, чем онкобольные на третьей, четвертой стадиях. К ним полагается приходить домой. Их нужно подбадривать. Им нужно смотреть в глаза.

Пациенты бывали разные. Работяги-колхозники и люди с двумя высшими образованиями. Кто-то спрашивал, как прошла операция, а кто-то и не задавал вопросов - анализировал, догадывался. В онкодиспансере было не принято озвучивать пациенту диагноз. Говорили просто: "У вас опухоль. Она подлежит лечению, но действовать нужно быстро". Человека отправляли на операцию, облучение, химиотерапию... Люди, конечно, всё понимали.

- К нам приезжали со всех районов, - вспоминает Артур Густавович. - Людей было много. Многие из них ночевали на улице. Цифры были страшными: в области только-только начиналась тогда работа с онкобольными. Сейчас, я уверен, цифры еще страшнее: диагностика стала лучше.

***

- В 1959-м году я и мои родственники были реабилитированы. Получили на руки соответствующие бумаги.

Вроде можно было бы вздохнуть спокойно. Можно было уйти работать в другую область. Хирургия и онкология - это страшно, это тяжело. Хирурги из Джезказгана тогда не обманули.

- Стать главврачом мне не дадут - я это понимал, - говорит Артур Густавович. - Я продолжал чувствовать на себе внимание со стороны горкома, обкома, облздрава. И я решил пойти в науку.

Закончил аспирантуру, ординатуру, защитил диссертацию. Стал кандидатом медицинских наук. Преподавал в институте. И продолжал работать в онкодиспансере. Каждый день на протяжении 43 лет встречался со смертью. Оперировал больных, которые, возможно, завтра уйдут из жизни. Иногда казалось, что у операционного стола стояли двое: хирург и смерть. У кого сил окажется больше, а страха - меньше? Артур Штихлинг загадочно улыбается:

- Знаете, ведь не только людей что-то пугает. Смерть - она тоже боится. Сильных людей, которым хочется жить.

***

В нашей жизни бывает всякое. Пациенту говорят, что у него онкология, осталось недолго. А человек живет и живет.

- Бывало такое, и не раз. Скорее всего, ошибка диагностики. Раковых клеток не было.

Неожиданное исцеление врачи редко называют чудом. Хирурги обычно не верят в чудеса. Но они верят в силу, верят в человека. Если кому-то очень-очень хочется жить - он выживет в любых условиях.

Артур Штихлинг с этим утверждением молча соглашается. Он прошел холодные бараки, голодную жизнь. В онкодиспансере за хирургическим столом смерть всегда стояла с ним по соседству. Он привык ней, он уже не боится. Загадочно улыбается:

- Я так часто видел смерть, что в свои 85 особенно сильно хочу жить. Жить и ничего не бояться.

Также читайте